Необходимо осознавать: что мы всегда идём на поводу у самих себя и только. Необходимо также помнить: что каждый ограничен и совершает ошибки.
Очередной фик по Хранителям Снов. Но сподобило кое-что иное на его написание.
Дети Ночи ("В то время...")
Думаю, ряд людей догадается: что здесь за песня, и чей образ использован. И, признаться честно, идея та же - но точка приложения в моём представлении немного иная.
В то время у Зубной Феи было почти в два раза меньше работы - но свободное время её не радовало...
В то время Северянин, устало пощипывая переносицу пальцами, откладывал те или иные распечатанные письма, про себя подумывая о том, чтобы завести отдельный стеллаж в архиве...
В то время Джек Фрост морозил (или же не морозил) не из-за вредности или желания повеселиться...
В то время Питч и Сэндмен чуть ли не путались в "клиентах", и одаривали некоторых одинаковым взором, становясь на удивление похожими...
А Кролик в то время...читать дальше неважно.
Фея, воспользовавшись случаем, пока её помощницы рыщут по делу в других местах, прибыла сюда в очередной раз. Этот участок для неё - словно выжженное, или слепое пятно: унылый серый мир (озаряемый разве что рыжими и жёлтыми пародиями на фейерверки), откуда молочные зубы она сможет увидать лишь с воспалённых краёв сего участка.
Даже туда она не отваживается посылать Крох - предпочитая самолично проделать сей мизер работы, и, прежде, чем вернуться обратно, залететь сюда.
Ей бы давно пора привыкнуть: как-никак это не раз случалось - даже у неё на Родине, уже после окончания её прошлой жизни, уже в то время, когда пришли испанцы... Древнее лишь беды Египта и Атлантиды. Ход истории следует по спирали, неумолимо повторяя виток за витком.
Но неприятное ощущение сидело в голове пернатой крылатой девы. Такое ощущение бывает, когда ты что-то не можешь вспомнить, даже если очень стараешься. А окружение заставило Хранительницу Воспоминаний зябко поёжиться и обнять себя за плечи.
Единственно радостное, яркое пятно - вот кем Зубка являлась на данный момент здесь.
Вдруг яростные грубые крики на соседней улице нарушили тишину и заставили вздрогнуть духа-индианку - но и только. Фея не стала прятаться - лишь повернула голову к проулку. Оттуда снова донеслись выкрики на различных наречиях, огласили тишину сухие трели пулемётных очередей и Маузеров. Замелькали серые фигуры, перебегающих и прячущихся в тенях и за грядами крупного мусора, людей.
Но даже тени не укрывали их от врагов - выверенный глаз (или же просто удачный выстрел наугад) делал своё дело. А баррикады оказались недостаточно прочными. Смачный треск дерева и громкая жалоба бесцеремонно сминаемого металла огласили ту часть округи, что не заглушали стены домов. Пред, прорычавшим мимо проулка, танком эти хлипкие сооружения бессильны. То, что эта машина не преодолеет своими габаритами, сметёт снаряд из её дула.
В темноте и поднявшейся пыли не различить знака на броне, да и в моделях "чудес техники" Зубка не разбиралась. Её давно перестали замечать в этом слепом пятне. Даже дети. Так что она без всякого риска могла появляться средь бела дня. А ночью... впрочем, всё равно: и днём, и ночью мрачное оживление царило везде. Перемежаясь лишь с удушливой тишиной, тишиной облегчённой, да тихими разговорами. Обычное же дело - выкрики, да громкая брань людей и их инструментов защиты и нападения...
Нет, некоторые редкие песни и ликование радовали. Но, в целом, земля выбивалась из-под ног Хранителей и некоторых духов...
Гром от взрывов гранат и снарядов (зажигательные смеси пока сюда не дошли), и прерывистое тарахтение очередей с криками и воплями начали отдаляться, постепенно вновь уступая место тишине. Самолётов на сегодня не предвидится.
Вот особо яростный залп громогласно осветил рыжим светом и эту улицу - а также, и согбенную фигуру, неподвижно сидящую на гранитной тумбе, некогда разбрызганного крошками и кусками по мостовой, памятника, ныне неизвестному.
Фея в этом затухающем свете, среди угольно-чёрных теней, узнала "окаменевшего", чуть было поначалу не приняв его за сгорбленный поклажей мешок:
- Кролик? - осторожно окликнула она, словно боялась ошибиться.
Антропоморф резко открыл глаза - и, подняв голову на знакомую, неспешно, словно раскрывающийся в ускоренной съёмке, цветок, отнял от головы передние руки-лапы, выпрямился и поднял уши.
Зубка, не сдержавшись, тихо ахнула: зияли то тут, то там проплешины, начали местами проступать рёбра, кожа словно облепила череп, почти не оставив места мышцам, одни глаза горят... если можно назвать так затравленный взор единственно оставшейся вещи от прежнего ушастого.
- Боги, что с тобой?! Как же...
- Помолчи, умоляю, - еле слышно, невероятно низко для своего тембра, откликнулся тот. - Я только-только сюда выбрался, в тишину, хоть на какое-то мгновение!..
Фея умолкла. И, пораскинув мозгами (и что-то уяснив для себя), не стала мучить друга допросом, но решила осведомиться о паре вещей:
- К весне успеешь восстановиться?
- Не знаю, - честно ответил Пасхальный Заяц, слезая с тумбы. Тут оперся об неё и прихватился за голову: похоже, у него потемнело в глазах. Поборов головокружение, Хранитель Надежды вновь устало воззрился на знакомку.
- Ты совсем плох. Тебе надо бы домой, отдохнуть...
- Не могу, - покачал головой упрямец, оторвавшись, наконец, от опоры. - Не успею.
Сей ответ удивил поначалу Зубку - но, окинув приятеля оценивающим взглядом, она решила поверить ему на слово: пробежка по туннелю (да и создание оного) выпьет из пушистого последние силы.
- Зато я могу помочь, - вызвалась дева. В ней-таки кипела ясная энергия. Но Кролик, смерив её прикидывающим взором, и отметив про себя свой вес (даже в таком плачевном состоянии) и силёнки Феи, попытался улыбнуться (но у него ничего не вышло):
- Спасибо, не стоит. Я лучше передохну здесь.
Усевшись подле тумбы, прислонившись к ней спиной и откинув голову (насколько позволяла поза), антропоморф протянул задние лапы и устало прикрыл веки. Казалось, он провалился в дремоту.
Хранительница Воспоминаний с жалостью решила было, что он притворяется, в ожидании, что она уйдёт, но знакомый шелест заставил её оглянуться - Дрёма. За ним абсолютно беззвучно вышел и Питч.
- Ба! Кого мы тут видим? - не то что без энтузиазма, даже без наигранности слова плавно вылились из уст Бугимена. - Зубка, тебя здесь мы никак не ожидали увидеть.
"Мы" - и Сэндмен тоже.
- Значит, Кролику вы не удивлены? - парировала Фея, отмечая про себя, что действительно: она здесь и не должна была появляться.
Тень и Песочник переглянулись.
- Нет, - ответили они хором (в унисон ответить, согласитесь - притом, что Сэнди не умеет говорить, - было бы весьма странно, да и попросту невозможно).
Золотистый начал что-то поспешно объяснять - но, из-за мелькающих изображений, в голове у индианки возник сумбур.
- Его мы видели много раз, - смекнув, что из песочных слайдов толку выйдет мало, Кромешник перебил товарища. - То там, то тут. Но сами застревали, преимущественно, как на передовой, так и в тылу...
- А здесь вы зачем появились? - спросила пернатая дева.
- Собственно, пташка моя, из-за того, что наш пушистый друг соизволил соснуть, да всхрапнуть, - похоже, Питч начинал восстанавливать силы - раз перешёл на шутки и стал фамильярничать.
- А, так надо его разбудить? - пропустив мимо ушей обращение, Хранительница начала строить из себя дурочку.
- Увы, но нет, - театрально развёл руками желтоглазый собеседник. - Мы пришли, дабы чисто соблюсти формальность.
- Формальность?
Золотистый товарищ закивал.
- Стоит оценить состояние - и решить: стоит ли давать сон, или нет. И какой сон: рваный, хороший, плохой, или он должен оказаться ровным?
- И как вы это определяете? - заинтересовалась Зубка.
- На глаз, - одновременно ответили оба. Ситуация нестандартная - но о дальнейшем дева не стала распрашивать: незачем вдаваться в профессиональные дебри.
- А что сейчас? - словно у команды "скорой помощи" осведомилась она.
- Обойдётся, - бросил Питч. - Пусть отдыхает, пока может. Ему ещё долго батрачить.
Эта новость не утешила сотрудницу. Она оглянулась на Пасхального Зайца - и снова лицо её исполнилось жалости. Индианка вновь вспомнила, зачем она здесь - и от этого она, не осознавая, опять обняла себя за плечи, и на сей раз ещё и поджала губы.
Взошла полная луна. Ночь до этого и так поигрывала звёздами - но теперь из-за облаков показался и бледный желтоватый лик. Словно по какому-то зову трое собеседников подняли головы, возведя взоры на, поголубевшее вокруг ночного светила, небо.
Всё окропилось изжелта-серебристым светом. Тени стали где-то светлее, а где-то - ещё чернее. Зола побелела, обугленные углы почти слились с синими тенями.
Свет Луноликого стал призывней, словно что-то пытался сказать - на это духи и среагировали. Они ждали.
Где-то над молчащим городом разлился чистый, подобный ручью, голос:
Малые дети, идите со мной
В очарования земли!
Время настало забыться игрой,
Здесь, во моём саду тени!
Даже Кролик очнулся. Он нисколько не удивился собравшейся компании. Все четверо в ближайшие секунды оказались на вершинах крыш ближайших домов. Прислушавшись, откуда исходит песнь, они устремились на поиски источника.
На центральной площади Хранители узрели появившуюся из ниоткуда деву. Волосы были у неё тёмными, словно теневая сторона ночного облака. Платье - более эфемерное. Эта фемина, в волосах и наряде которой словно плясали крохотные звёздочки, казалась периодами то дымкой, то на удивление более материальной, нежели весь окружающий мир.
Бедные дети, я укажу
Путь чрез боль, горе, несчастья.
Плакать не надо, о жизни, о той -
Где нет красы, и нет страсти.
Все четыре Хранителя не восхищались гостьей - они пытались угадать её предназначение и назначение её колыбельной.
- Смотрите! - воскликнула Фея, указав пальцем куда-то в синеву улиц. Приглядевшись, остальные увидели осторожно стекающихся на площадь... детей!
- Что за... - выдавил Питч.
Мальчики и девочки различных возрастов (среди них были и совсем малыши) абсолютно бесстрашно пробирались среди (где-то целых, где-то разрушенных) баррикад, пролезали под шипастой проволочной оградой, помогали друг другу, где-то шли рука об руку, смеясь и шикая один на другого. Но все они шествовали к той деве. Последняя же, погладив нескольких ребятишек по головам и даровав успокоение, плавно взлетела на крышу дома, что находился у неё за спиной, за которым и проплывала необычно яркая луна.
Тише же, дети, сей путь таков -
Обмана, столь жизни тяжёлой...
Теперь отдохните: в тишь и покой
Мы все прибудем скоро.
- О чём это она? Подождите, я же некоторых знаю! - воскликнула Зубка. И, тыча пальцем то в одного ребёнка, то в другого, выдавала краткую информацию. - Но вот этих я не знаю...
Это её смутило. Вот что она пыталась тщетно отыскать у себя в памяти - тех детей, которые достигли того возраста, когда начинают выпадать молочные зубы, но ни один по какой-то причине ещё не выпал.
- Зато я знаю, - до этого молчащий, Кролик, наконец, нашёл в себе силы заговорить.
- Кстати, похоже, и я припоминаю, - потёр задумчиво подбородок Кромешник. И Дрёма активно закивал.
- Я понимаю ещё вы, - посмотрела Хранительница Воспоминаний на Царя Тени и Хранителя Снов, затем оглянулась на пушистого: - Но ты, Кролик? Откуда?
- В эти месяцы я их видел, - однако взор, неотрывный от детей, оставался тяжёлым.
- И?
- Их молочные зубы никогда не попадут в твой архив.
- Почему? - в ужасе прошептала пернатая дева. И мгновение спустя, поразившая молнией, догадка выплыла осознанием:
- И зубки тех малышей? - дрогнувшим голосом вопросила индианка.
- Да, - беззвучно ответил Пасхальный Заяц, всё так же безотрывно глядя на стайку ребятишек, что росла перед домом с поющей. Питч и Сэндмен тоже всё поняли.
В этот момент, внимая песне, разномастные дети воспарили к той принцессе. И она вместе с ними заметила Хранителей. Глаза её мерцали, словно звёзды - но в каком-то насыщенном бирюзоватом спектре. Детишки смеялись и тыкали пальцами и пальчиками, оглашая округу именами Хранителей. В этот час они даже Бугимена не боялись.
- Лидия "Селена", Первая Мировая, - огласила имя и примерное время гибели девушки Фея, узнав её. Дева улыбнулась. В её глазах не было страсти - лишь бесконечная, чуть ли не материнская, любовь к детям, коих она собиралась забрать. Узнав Хранителей, фемина лишь приветливо кивнула - и взмыла в небеса. За ней потянулись и её новые подопечные.
Малые дети, возьму вас с собой
В очарования земли!
Время настало забыться игрой,
Здесь, во моём саду тени!
Стая, подобно птичьей, улетела навстречу луне, пока не затерялась в приветливом ярком свете и в облаках. А за ними шлейфом лился отголоском мотив песни - пока так же не растворился в отдалении...
Кролик закрыл повлажневшие глаза и наклонил голову, тщетно пытаясь удержать слезу. Уголки губ его дрогнули - и он, впервые за все эти долгие месяцы, улыбнулся.
Как и в те немногочисленные разы, когда духи и Хранители рождались позже своего фактического появления, появилась в памяти у духов-старожилов новая заметка: о ночной поющей деве.
Хранители, получив должную информацию, разошлись по своим делам (включая Зубную Фею и Питча)...
В то время у Зубной Феи было почти в два раза меньше работы - но свободное время её не радовало: ибо те дети, которым даже и вырывали зубы, не дожидались прихода самой Феи и её помощниц - ибо они уже не успевали положить под подушку зубы. А кому посчастливилось дожить - те ребята напрочь забывали о зубах. Лишь немногие вспоминали про ритуал. Зубке хотелось, чтоб она оставалась столь же загруженной, и она не завидовала тому же Кролику.
В то время Северянин, устало пощипывая переносицу пальцами, откладывал те или иные распечатанные письма, про себя подумывая о том, чтобы завести отдельный стеллаж в архиве. Стеллаж для писем, в котором просят дети исполнить действительно несбыточное желание: вернуть их пап, братьев, дядь, дедушек, сестёр и тёть, что ушли на фронт (либо некогда обитали в зоне оккупации) - и которым никогда уже не суждено вернуться. Здесь и он, Чудотворец, не поможет. Поэтому мужчина углублялся в работу, подумывая о том, как бы ответить, и сохранить в памяти детей образы близких, что их покинули...
Такие письма уже приходили, не так и давно. Но натиск посланий был не столь яростен, как в то время.
В то время Джек Фрост морозил (или же не морозил) не из-за вредности или желания повеселиться - а либо из-за гнева, или из жалости. Он не любил войн. На поле брани его деяния одни поминали бранным словом - другие же хвалили. Седовласому юноше довелось узреть даже постаревших детей.
В то время Питч и Сэндмен чуть ли не путались в "клиентах", и одаривали некоторых одинаковым взором, становясь на удивление похожими. Хороший, рваный, плохой или ровный сон - главный предмет спора. Но порой эти двое оставляли несчастного отдыхать во сне без снов. Казалось, некоторые сны производят сами люди - сны, которые уже давно не пугают и не восторгают их, по сравнению с ужасами реальности и восторгом, что вызывают даже мелочи наяву. Впрочем, ровные сны - именно на них смотрят с усталостью и равнодушием Кромешник и Дрёма. Темнота тоже не страшит людей. Они (люди) научились бояться и средь бела дня.
А Кролик в то время ходил от одного к другому. Ему, как Хранителю Надежды, полагалось поддерживать надежду в людях и вне праздника Пасхи. Надежда умирает последней - так было и здесь. За это время, как бы ушастый ни крепился, он узнал самолично то, от чего сходят с ума не только на передовой, но и последующие поколения, когда обнародованы были секретные архивы, и прочее, что не дошло до наших дней и то, что не в состоянии многие представить даже в худшем кошмаре.
Всё это заставляло Зайца вопить, рыдать и выть, драть себя за уши и вырывать клочьями шерсть в припадке бессилия - когда самые стойкие мужчины плачут, словно младенцы, орут от горя как исступлённые, готовы разрушить всё вокруг, и бьются в истериках от мук, что рвут их душу на мелкие части. И так почти каждый день - и именно там, где остальным Хранителям не место.
Антропоморф забывал про еду - но не это истощило его. Кролик запоминал каждого - будь то взрослый или ребёнок, в ком теплилась надежда. Даже те, в ком остались лишь жалкие крохи оной, даже в момент, когда начинался кромешный ад, - даже тогда всё это наблюдал австралиец, оставаясь с ними до самого конца.
Дети, как из людей более всего привязанные к земле, в эти дни слонялись возле больничных коек, меж стен домов, рядом с ямами или огромными печами, по лабораториям, рядом с родными селениями, и вагонами. Пока в одну из ночей не объявилась Лидия - тот проводник, что поможет уйти юным созданиям (до которых в сумбуре войны иным проводникам нет дела) в мир иной.
По всей Европе она пролетит, напевая ночную песню на понятном языке и собирая стаи ребятишек, что будут восхищаться необычно крупной, яркой и тёплой луной.
Эта дева, хоть как дух и родилась во время Первой Мировой, появлялась во время масштабных войн и глобальных эпидемий и в Античную Эпоху, когда духи-проводники (из-за столь большого количества умирающих людей) не везде успевали. О детях она точно позаботится.
Это и утешило Хранителя Надежды, который боялся, что уже выплакал все слёзы.
За это Морозец никогда не попрекал сим пушистого товарища. Он вообще старался не напоминать об этих годах...
Всё это произошло незадолго до того, как выросли амбиции Питча, но и задолго до того, как Джек Фрост стал Хранителем.
Дети Ночи ("В то время...")
Думаю, ряд людей догадается: что здесь за песня, и чей образ использован. И, признаться честно, идея та же - но точка приложения в моём представлении немного иная.
В то время у Зубной Феи было почти в два раза меньше работы - но свободное время её не радовало...
В то время Северянин, устало пощипывая переносицу пальцами, откладывал те или иные распечатанные письма, про себя подумывая о том, чтобы завести отдельный стеллаж в архиве...
В то время Джек Фрост морозил (или же не морозил) не из-за вредности или желания повеселиться...
В то время Питч и Сэндмен чуть ли не путались в "клиентах", и одаривали некоторых одинаковым взором, становясь на удивление похожими...
А Кролик в то время...читать дальше неважно.
Фея, воспользовавшись случаем, пока её помощницы рыщут по делу в других местах, прибыла сюда в очередной раз. Этот участок для неё - словно выжженное, или слепое пятно: унылый серый мир (озаряемый разве что рыжими и жёлтыми пародиями на фейерверки), откуда молочные зубы она сможет увидать лишь с воспалённых краёв сего участка.
Даже туда она не отваживается посылать Крох - предпочитая самолично проделать сей мизер работы, и, прежде, чем вернуться обратно, залететь сюда.
Ей бы давно пора привыкнуть: как-никак это не раз случалось - даже у неё на Родине, уже после окончания её прошлой жизни, уже в то время, когда пришли испанцы... Древнее лишь беды Египта и Атлантиды. Ход истории следует по спирали, неумолимо повторяя виток за витком.
Но неприятное ощущение сидело в голове пернатой крылатой девы. Такое ощущение бывает, когда ты что-то не можешь вспомнить, даже если очень стараешься. А окружение заставило Хранительницу Воспоминаний зябко поёжиться и обнять себя за плечи.
Единственно радостное, яркое пятно - вот кем Зубка являлась на данный момент здесь.
Вдруг яростные грубые крики на соседней улице нарушили тишину и заставили вздрогнуть духа-индианку - но и только. Фея не стала прятаться - лишь повернула голову к проулку. Оттуда снова донеслись выкрики на различных наречиях, огласили тишину сухие трели пулемётных очередей и Маузеров. Замелькали серые фигуры, перебегающих и прячущихся в тенях и за грядами крупного мусора, людей.
Но даже тени не укрывали их от врагов - выверенный глаз (или же просто удачный выстрел наугад) делал своё дело. А баррикады оказались недостаточно прочными. Смачный треск дерева и громкая жалоба бесцеремонно сминаемого металла огласили ту часть округи, что не заглушали стены домов. Пред, прорычавшим мимо проулка, танком эти хлипкие сооружения бессильны. То, что эта машина не преодолеет своими габаритами, сметёт снаряд из её дула.
В темноте и поднявшейся пыли не различить знака на броне, да и в моделях "чудес техники" Зубка не разбиралась. Её давно перестали замечать в этом слепом пятне. Даже дети. Так что она без всякого риска могла появляться средь бела дня. А ночью... впрочем, всё равно: и днём, и ночью мрачное оживление царило везде. Перемежаясь лишь с удушливой тишиной, тишиной облегчённой, да тихими разговорами. Обычное же дело - выкрики, да громкая брань людей и их инструментов защиты и нападения...
Нет, некоторые редкие песни и ликование радовали. Но, в целом, земля выбивалась из-под ног Хранителей и некоторых духов...
Гром от взрывов гранат и снарядов (зажигательные смеси пока сюда не дошли), и прерывистое тарахтение очередей с криками и воплями начали отдаляться, постепенно вновь уступая место тишине. Самолётов на сегодня не предвидится.
Вот особо яростный залп громогласно осветил рыжим светом и эту улицу - а также, и согбенную фигуру, неподвижно сидящую на гранитной тумбе, некогда разбрызганного крошками и кусками по мостовой, памятника, ныне неизвестному.
Фея в этом затухающем свете, среди угольно-чёрных теней, узнала "окаменевшего", чуть было поначалу не приняв его за сгорбленный поклажей мешок:
- Кролик? - осторожно окликнула она, словно боялась ошибиться.
Антропоморф резко открыл глаза - и, подняв голову на знакомую, неспешно, словно раскрывающийся в ускоренной съёмке, цветок, отнял от головы передние руки-лапы, выпрямился и поднял уши.
Зубка, не сдержавшись, тихо ахнула: зияли то тут, то там проплешины, начали местами проступать рёбра, кожа словно облепила череп, почти не оставив места мышцам, одни глаза горят... если можно назвать так затравленный взор единственно оставшейся вещи от прежнего ушастого.
- Боги, что с тобой?! Как же...
- Помолчи, умоляю, - еле слышно, невероятно низко для своего тембра, откликнулся тот. - Я только-только сюда выбрался, в тишину, хоть на какое-то мгновение!..
Фея умолкла. И, пораскинув мозгами (и что-то уяснив для себя), не стала мучить друга допросом, но решила осведомиться о паре вещей:
- К весне успеешь восстановиться?
- Не знаю, - честно ответил Пасхальный Заяц, слезая с тумбы. Тут оперся об неё и прихватился за голову: похоже, у него потемнело в глазах. Поборов головокружение, Хранитель Надежды вновь устало воззрился на знакомку.
- Ты совсем плох. Тебе надо бы домой, отдохнуть...
- Не могу, - покачал головой упрямец, оторвавшись, наконец, от опоры. - Не успею.
Сей ответ удивил поначалу Зубку - но, окинув приятеля оценивающим взглядом, она решила поверить ему на слово: пробежка по туннелю (да и создание оного) выпьет из пушистого последние силы.
- Зато я могу помочь, - вызвалась дева. В ней-таки кипела ясная энергия. Но Кролик, смерив её прикидывающим взором, и отметив про себя свой вес (даже в таком плачевном состоянии) и силёнки Феи, попытался улыбнуться (но у него ничего не вышло):
- Спасибо, не стоит. Я лучше передохну здесь.
Усевшись подле тумбы, прислонившись к ней спиной и откинув голову (насколько позволяла поза), антропоморф протянул задние лапы и устало прикрыл веки. Казалось, он провалился в дремоту.
Хранительница Воспоминаний с жалостью решила было, что он притворяется, в ожидании, что она уйдёт, но знакомый шелест заставил её оглянуться - Дрёма. За ним абсолютно беззвучно вышел и Питч.
- Ба! Кого мы тут видим? - не то что без энтузиазма, даже без наигранности слова плавно вылились из уст Бугимена. - Зубка, тебя здесь мы никак не ожидали увидеть.
"Мы" - и Сэндмен тоже.
- Значит, Кролику вы не удивлены? - парировала Фея, отмечая про себя, что действительно: она здесь и не должна была появляться.
Тень и Песочник переглянулись.
- Нет, - ответили они хором (в унисон ответить, согласитесь - притом, что Сэнди не умеет говорить, - было бы весьма странно, да и попросту невозможно).
Золотистый начал что-то поспешно объяснять - но, из-за мелькающих изображений, в голове у индианки возник сумбур.
- Его мы видели много раз, - смекнув, что из песочных слайдов толку выйдет мало, Кромешник перебил товарища. - То там, то тут. Но сами застревали, преимущественно, как на передовой, так и в тылу...
- А здесь вы зачем появились? - спросила пернатая дева.
- Собственно, пташка моя, из-за того, что наш пушистый друг соизволил соснуть, да всхрапнуть, - похоже, Питч начинал восстанавливать силы - раз перешёл на шутки и стал фамильярничать.
- А, так надо его разбудить? - пропустив мимо ушей обращение, Хранительница начала строить из себя дурочку.
- Увы, но нет, - театрально развёл руками желтоглазый собеседник. - Мы пришли, дабы чисто соблюсти формальность.
- Формальность?
Золотистый товарищ закивал.
- Стоит оценить состояние - и решить: стоит ли давать сон, или нет. И какой сон: рваный, хороший, плохой, или он должен оказаться ровным?
- И как вы это определяете? - заинтересовалась Зубка.
- На глаз, - одновременно ответили оба. Ситуация нестандартная - но о дальнейшем дева не стала распрашивать: незачем вдаваться в профессиональные дебри.
- А что сейчас? - словно у команды "скорой помощи" осведомилась она.
- Обойдётся, - бросил Питч. - Пусть отдыхает, пока может. Ему ещё долго батрачить.
Эта новость не утешила сотрудницу. Она оглянулась на Пасхального Зайца - и снова лицо её исполнилось жалости. Индианка вновь вспомнила, зачем она здесь - и от этого она, не осознавая, опять обняла себя за плечи, и на сей раз ещё и поджала губы.
Взошла полная луна. Ночь до этого и так поигрывала звёздами - но теперь из-за облаков показался и бледный желтоватый лик. Словно по какому-то зову трое собеседников подняли головы, возведя взоры на, поголубевшее вокруг ночного светила, небо.
Всё окропилось изжелта-серебристым светом. Тени стали где-то светлее, а где-то - ещё чернее. Зола побелела, обугленные углы почти слились с синими тенями.
Свет Луноликого стал призывней, словно что-то пытался сказать - на это духи и среагировали. Они ждали.
Где-то над молчащим городом разлился чистый, подобный ручью, голос:
Малые дети, идите со мной
В очарования земли!
Время настало забыться игрой,
Здесь, во моём саду тени!
Даже Кролик очнулся. Он нисколько не удивился собравшейся компании. Все четверо в ближайшие секунды оказались на вершинах крыш ближайших домов. Прислушавшись, откуда исходит песнь, они устремились на поиски источника.
На центральной площади Хранители узрели появившуюся из ниоткуда деву. Волосы были у неё тёмными, словно теневая сторона ночного облака. Платье - более эфемерное. Эта фемина, в волосах и наряде которой словно плясали крохотные звёздочки, казалась периодами то дымкой, то на удивление более материальной, нежели весь окружающий мир.
Бедные дети, я укажу
Путь чрез боль, горе, несчастья.
Плакать не надо, о жизни, о той -
Где нет красы, и нет страсти.
Все четыре Хранителя не восхищались гостьей - они пытались угадать её предназначение и назначение её колыбельной.
- Смотрите! - воскликнула Фея, указав пальцем куда-то в синеву улиц. Приглядевшись, остальные увидели осторожно стекающихся на площадь... детей!
- Что за... - выдавил Питч.
Мальчики и девочки различных возрастов (среди них были и совсем малыши) абсолютно бесстрашно пробирались среди (где-то целых, где-то разрушенных) баррикад, пролезали под шипастой проволочной оградой, помогали друг другу, где-то шли рука об руку, смеясь и шикая один на другого. Но все они шествовали к той деве. Последняя же, погладив нескольких ребятишек по головам и даровав успокоение, плавно взлетела на крышу дома, что находился у неё за спиной, за которым и проплывала необычно яркая луна.
Тише же, дети, сей путь таков -
Обмана, столь жизни тяжёлой...
Теперь отдохните: в тишь и покой
Мы все прибудем скоро.
- О чём это она? Подождите, я же некоторых знаю! - воскликнула Зубка. И, тыча пальцем то в одного ребёнка, то в другого, выдавала краткую информацию. - Но вот этих я не знаю...
Это её смутило. Вот что она пыталась тщетно отыскать у себя в памяти - тех детей, которые достигли того возраста, когда начинают выпадать молочные зубы, но ни один по какой-то причине ещё не выпал.
- Зато я знаю, - до этого молчащий, Кролик, наконец, нашёл в себе силы заговорить.
- Кстати, похоже, и я припоминаю, - потёр задумчиво подбородок Кромешник. И Дрёма активно закивал.
- Я понимаю ещё вы, - посмотрела Хранительница Воспоминаний на Царя Тени и Хранителя Снов, затем оглянулась на пушистого: - Но ты, Кролик? Откуда?
- В эти месяцы я их видел, - однако взор, неотрывный от детей, оставался тяжёлым.
- И?
- Их молочные зубы никогда не попадут в твой архив.
- Почему? - в ужасе прошептала пернатая дева. И мгновение спустя, поразившая молнией, догадка выплыла осознанием:
- И зубки тех малышей? - дрогнувшим голосом вопросила индианка.
- Да, - беззвучно ответил Пасхальный Заяц, всё так же безотрывно глядя на стайку ребятишек, что росла перед домом с поющей. Питч и Сэндмен тоже всё поняли.
В этот момент, внимая песне, разномастные дети воспарили к той принцессе. И она вместе с ними заметила Хранителей. Глаза её мерцали, словно звёзды - но в каком-то насыщенном бирюзоватом спектре. Детишки смеялись и тыкали пальцами и пальчиками, оглашая округу именами Хранителей. В этот час они даже Бугимена не боялись.
- Лидия "Селена", Первая Мировая, - огласила имя и примерное время гибели девушки Фея, узнав её. Дева улыбнулась. В её глазах не было страсти - лишь бесконечная, чуть ли не материнская, любовь к детям, коих она собиралась забрать. Узнав Хранителей, фемина лишь приветливо кивнула - и взмыла в небеса. За ней потянулись и её новые подопечные.
Малые дети, возьму вас с собой
В очарования земли!
Время настало забыться игрой,
Здесь, во моём саду тени!
Стая, подобно птичьей, улетела навстречу луне, пока не затерялась в приветливом ярком свете и в облаках. А за ними шлейфом лился отголоском мотив песни - пока так же не растворился в отдалении...
Кролик закрыл повлажневшие глаза и наклонил голову, тщетно пытаясь удержать слезу. Уголки губ его дрогнули - и он, впервые за все эти долгие месяцы, улыбнулся.
Как и в те немногочисленные разы, когда духи и Хранители рождались позже своего фактического появления, появилась в памяти у духов-старожилов новая заметка: о ночной поющей деве.
Хранители, получив должную информацию, разошлись по своим делам (включая Зубную Фею и Питча)...
В то время у Зубной Феи было почти в два раза меньше работы - но свободное время её не радовало: ибо те дети, которым даже и вырывали зубы, не дожидались прихода самой Феи и её помощниц - ибо они уже не успевали положить под подушку зубы. А кому посчастливилось дожить - те ребята напрочь забывали о зубах. Лишь немногие вспоминали про ритуал. Зубке хотелось, чтоб она оставалась столь же загруженной, и она не завидовала тому же Кролику.
В то время Северянин, устало пощипывая переносицу пальцами, откладывал те или иные распечатанные письма, про себя подумывая о том, чтобы завести отдельный стеллаж в архиве. Стеллаж для писем, в котором просят дети исполнить действительно несбыточное желание: вернуть их пап, братьев, дядь, дедушек, сестёр и тёть, что ушли на фронт (либо некогда обитали в зоне оккупации) - и которым никогда уже не суждено вернуться. Здесь и он, Чудотворец, не поможет. Поэтому мужчина углублялся в работу, подумывая о том, как бы ответить, и сохранить в памяти детей образы близких, что их покинули...
Такие письма уже приходили, не так и давно. Но натиск посланий был не столь яростен, как в то время.
В то время Джек Фрост морозил (или же не морозил) не из-за вредности или желания повеселиться - а либо из-за гнева, или из жалости. Он не любил войн. На поле брани его деяния одни поминали бранным словом - другие же хвалили. Седовласому юноше довелось узреть даже постаревших детей.
В то время Питч и Сэндмен чуть ли не путались в "клиентах", и одаривали некоторых одинаковым взором, становясь на удивление похожими. Хороший, рваный, плохой или ровный сон - главный предмет спора. Но порой эти двое оставляли несчастного отдыхать во сне без снов. Казалось, некоторые сны производят сами люди - сны, которые уже давно не пугают и не восторгают их, по сравнению с ужасами реальности и восторгом, что вызывают даже мелочи наяву. Впрочем, ровные сны - именно на них смотрят с усталостью и равнодушием Кромешник и Дрёма. Темнота тоже не страшит людей. Они (люди) научились бояться и средь бела дня.
А Кролик в то время ходил от одного к другому. Ему, как Хранителю Надежды, полагалось поддерживать надежду в людях и вне праздника Пасхи. Надежда умирает последней - так было и здесь. За это время, как бы ушастый ни крепился, он узнал самолично то, от чего сходят с ума не только на передовой, но и последующие поколения, когда обнародованы были секретные архивы, и прочее, что не дошло до наших дней и то, что не в состоянии многие представить даже в худшем кошмаре.
Всё это заставляло Зайца вопить, рыдать и выть, драть себя за уши и вырывать клочьями шерсть в припадке бессилия - когда самые стойкие мужчины плачут, словно младенцы, орут от горя как исступлённые, готовы разрушить всё вокруг, и бьются в истериках от мук, что рвут их душу на мелкие части. И так почти каждый день - и именно там, где остальным Хранителям не место.
Антропоморф забывал про еду - но не это истощило его. Кролик запоминал каждого - будь то взрослый или ребёнок, в ком теплилась надежда. Даже те, в ком остались лишь жалкие крохи оной, даже в момент, когда начинался кромешный ад, - даже тогда всё это наблюдал австралиец, оставаясь с ними до самого конца.
Дети, как из людей более всего привязанные к земле, в эти дни слонялись возле больничных коек, меж стен домов, рядом с ямами или огромными печами, по лабораториям, рядом с родными селениями, и вагонами. Пока в одну из ночей не объявилась Лидия - тот проводник, что поможет уйти юным созданиям (до которых в сумбуре войны иным проводникам нет дела) в мир иной.
По всей Европе она пролетит, напевая ночную песню на понятном языке и собирая стаи ребятишек, что будут восхищаться необычно крупной, яркой и тёплой луной.
Эта дева, хоть как дух и родилась во время Первой Мировой, появлялась во время масштабных войн и глобальных эпидемий и в Античную Эпоху, когда духи-проводники (из-за столь большого количества умирающих людей) не везде успевали. О детях она точно позаботится.
Это и утешило Хранителя Надежды, который боялся, что уже выплакал все слёзы.
За это Морозец никогда не попрекал сим пушистого товарища. Он вообще старался не напоминать об этих годах...
Всё это произошло незадолго до того, как выросли амбиции Питча, но и задолго до того, как Джек Фрост стал Хранителем.
@темы: Спарклинги и юнглинги (а, всё равно спарки! :D), Кю!, О каждом из нас замолвите слово, У,зверюга!, "По моему НЕ скромному мнению", Переводы (translations) от меня и не только, Ужоснах, Фанфикшен