История вторая. Дитя прерий
читать дальше.
(На мой взгляд, немного слабовата (особенно после русалочки
Она не любила новый свет вообще. Все любезности и мишура, прикрытые этикетом, сочились такой непроходимой вонью разлагающихся тел, что любой индеец из её племени усомнился бы в человечности этих "людей".
Одно из развлечений - убийство животных, таких невинных, великолепно-опасных и смирных.
Девушка расслабленно улыбается, зарываясь пальцами в густой мех медведя. Гризли немного ворчит, обнимает Покахонтас своей тяжелой лапой и прижимает её к себе.
Он тоже чувствует этот смрад. А ещё медведь чувствует смерть, нависшую над ним, и ему страшно. Смерть, полная боли и страданий, испугала бы даже Над-Хва, самого смелого воина из племени Покахонтас.
Покахонтас успокаивающе гладит громадного зверя по голове, стараясь избегать старых ран и шрамов, что уже нанесли ему люди. Ей противно от одного осознания того, что она была влюблена в кого-то из этого чужого мира. Но для неё это было так давно, что уже не вспомнить деталей. Слишком давно: кожа Покахонтас лишилась своего медного оттенка, руки потеряли свою силу, слух утратил остроту. Но сердце продолжало биться в ритме бубна шаманов, облитое раскалённой добела кровью.
Медведь пыхтит, пытаясь поудобнее развернуться в маленькой клетке. Ему неудобно. Всё его тело ноет и просит свободы.
Покахонтас чувствует себя точно так же: от корсета болит спина и грудь, тяжело дышать. Кружится голова, одурманивает тишина.
- Ты завтра умрёшь, - бормочет Покахонтас на своём языке. Но медведь понимает её, и из тёмных глаз катятся крупные слёзы. - Не волнуйся, мой друг. Я убью тебя. Не эти ужасные люди, а я.
Хоть сейчас у неё руки трясутся, Покахонтас уверена, что завтра, во время игрищ английской богемы, не дрогнет ни один мускул в её теле, когда она натянет тетиву своего лука.
Стрела пронзит глаз медведя, а затем и мозг. Животное умрёт через пятнадцать секунд, а Покахонтас прочитает молитву Небу, чтобы духи приняли его к себе.
Гризли тихонько скулит, точно приручённый пёс, и кладёт морду на колени дикарке. Покахонтас гладит его по голове до тех пор, пока животное не забывается прерывистым сном.
_____
- Что ты наделала?! - Джон ходит по комнате кругами, нервно ерошит свои светлые волосы. - Там же были столь высокопоставленные люди! Неужели ты не знаешь, как трудно поймать медведя? Что, в прериях медведи не водятся?!
Раньше Покахонтас сравнивала его волосы с великим солнцем или плодотворной кукурузой. Но теперь они напоминают лишь дешёвое золото, ради которого убивают в новом мире.
- Отпусти меня. - Она закрывает глаза.
Джон качает головой, садясь на диван из слоновой кости, обтянутый змеиной кожей.
Покахонтас сидит на полу возле камина, брезгливо отодвинув от себя ковёр из шкуры тигра. Ей противно до тошноты находиться в храме убийств, где каждый шаг пропитан кровью, где на стенах висят головы животных, убитых не ради выживания, а из прихоти. Покахонтас чудятся духи неупокоенных зверей, жаждущих отмщения. Покахонтас рвётся на свободу, чтобы не внять словам погибших от руки Джона Смита с волосами цвета золота.
Призраки совсем рядом. У неё за спиной. Шепчутся, просят о помощи.
- Мы уже говорили об этом, Покахонтас. Мы супруги. И, как говорил священник, только смерть нас разлучит.
Покахонтас смотрит на своего "мужа" долго и пристально, совершенно не моргая. Её взгляд похож на змеиный, он также гипнотизирует и должен настораживать. Но люди любят опасность, их трясёт в лихорадке, стоит только очутиться на кончике стрелы.
- Мы говорим на разных языках, Джон, - устало произносит она, и, чуть подумав, добавляет уже на родном языке, - так будь же по-твоему.
- Покахонтас, ты опять? - Джон вскакивает со своего места, подходит к супруге и пытается привычно взять прядь её волос, чтобы поцеловать. Покахонтас грустно усмехается и уходит, а её волосы утекают из пальцев Джона Смита подобно воде.
В ту ночь Джон Смит спал очень плохо, и, когда просыпался, ему чудились золотые змеиные глаза, следящие за ним. Они смотрели из дверного проёма внимательно и чутко, будто бы оценивая свою жертву. Джон не может этого вынести, поэтому встаёт с кровати и закрывает тяжёлые двери, даже не подозревая, что только что решил свою судьбу.
В следующий раз он просыпается от того же пристального взгляда. Глаза чудятся ему ещё ближе, но Джон списывает это всё на разыгравшееся воображение, ведь, когда он зажег свечу, в комнате никого не оказалось. Да и кто мог бы там быть, ведь Покахонтас обижена и спит в другой спальне. С нарастающим раздражением и страхом Смит вынес из комнаты чучело змеи, которым особенно гордился, и, более-менее успокоенный, вновь улёгся спать.
В третий раз он просыпается, боясь открыть глаза. Ночь всё ещё в силе, и Смит со страхом думает, что он проспал, наверное, не больше получаса. У охотника взмокла спина и ночная рубашка прилипла к коже. Переборов себя, Джон открывает глаза, только чтобы тотчас закричать от ужаса, потому что пара глаз напротив слишком, слишком близко. Англичанин достаёт из-под подушки пистолет и стреляет в обладателя этих глаз, другой рукой судорожно пытаясь нащупать свечу или хотя бы спички. Когда пули кончаются, а слабый огонёк наконец загорается, никаких глаз нет и в помине. Заснуть Джону удалось с трудом, лишь перезарядив пистолет.
Пробуждение в четвёртый раз оказывается самым радостным. Сквозь окна пробиваются первые лучи солнца, освещающие сидящую на кровати Покахонтас. Девушка смотрит на своего мужа, чуть прикрыв желтые глаза с вертикальным змеиным зрачком. Находясь в какой-то прострации, Покахонтас чуть покачивается и совершенно не замечает, что Джон держит наготове пистолет.
- Тши... - Шепчет она, раскачиваясь всё сильнее. Видно, что слова даются ей с трудом. - Тши тшелофек... Тши убийтса! - Её голос угрожающе тих, и Джон чувствует, что он описался, точно мальчишка после ночного кошмара. Но его кошмар становится реальностью. - Тши убифать... Пока мы шифы!
И Джон вспоминает. То чучело змеи - его самая большая гордость и самая большая ошибка, ведь он принялся свежевать тушу, пока змея была жива. Он набил тушу сеном, пока глаза змеи, такие пронзительно-желтые, вертелись в глазницах, а раздвоенный язык извивался.
- Тши... - Покахонтас раскрывает глаза, и Смит вспоминает, как девушка просила похоронить чучело. Ей не давали спать голоса. - Мы убьём Джона Смита. - Говорит Покахонтас уже своим голосом, ласково вынимая из рук англичанина мачете. - Мы освежуем его. Сделаем великолепное чучело. А потом - освободимся.
По лицу мужчины катятся слёзы, но жёлтые глаза, гипнотизирующие его, приказывают замереть.
И молчать, пока ему вспарывают живот.
ссылка
История третья. Сказочное создание
читать дальше
(Коктейль: поверье про пикси, ворующих человеческих детей+ "феи настолько маленькие, что места хватает только одному чувству"©Джеймс Барри)- Ах, Динь, я так по ней скучаю! - В сердцах восклицает Питер, падая на не застеленную кровать. - Ведь не прошло и двух месяцев, но...
Фея, сидящая в изголовье кровати, молчит. Она аккуратно разглаживает свои крылья, стряхивая лишнюю пыльцу на рыжую голову своего товарища.
В большом мире прошло десять лет, хотя в стране Нетинебудет лето даже не сменилось осенью. Тинкербелл хотелось бы, чтобы Питер забыл о своей прекрасной Венди, укравшей его первый поцелуй. Конечно, Пен рассматривает это немного под другим углом: прекрасная Венди, малышка Венди подарила ему свой первый чмок. Это до невозможности раздражает её, и Динь зло ударяет кулачком по воздуху.
- Ты чего? - Питер удивлённо смотрит на маленькую фею. - Вы же подружились?
Блондинка только отмахивается от мальчишки. Подружились, ха! Фея Тинкербелл и человек Венди Дарлинг - подружки на века! До тех пор, пока одна из них - а это будет человек - скоропостижно не скончается. Куда там Питеру понять, что женская дружба - лишь временное перемирие, когда воевать уже нет сил?
Динь трясёт невесомыми крылышками, вслушиваясь в гневные перезвоны колокольчиков. Забавно, королева фей говорит, что при полёте можно услышать душу маленького народца, потому что она заключена в крыльях. Питер считал её душу невероятно красивой и, когда был ещё очень маленьким, не мог заснуть без нежного перезвона колокольчиков. Динь приходилось часами летать над его кроваткой, но она не уставала ни капли.
Но сейчас Питер не слушает столь любимый им звон. Он мечтает о глупом человеке, о Венди Дарлинг, которой уже двадцать семь лет. У этой несносной девчонки появилась своя собственная семья: муж, дочь, сын. Она счастлива, она забыла про Питера Пена. А Динь помнит. И будет помнить любимого всегда, сколько бы веков не прошло.
- Может, слетать, проведать её? - Влюблённо бормочет Питер, закинув руки за голову. Он уставился в поток мечтательным отрешённым взглядом, каким никогда и ни на что не смотрел прежде.
Динь готова разрыдаться от злости и сожалений, что не о ней он так думает. Маленькая фея испытывает очень странное, неприятное, сжигающее изнутри чувство, неизвестное ей до этого момента. Она вскакивает со своего места и вылетает из тайного домика потерянных мальчишек, слыша недоумённые возгласы и просьбы вернуться.
От второй звезды направо и прямо до самого горизонта, вот куда летит фея. В большом мире сейчас зима, и все её "Зимние" братья и сёстры украшают землю: рассыпают заранее изготовленные снежинки по черепичным крышам, укладывают спать животных, обрывают последние листья с деревьев и ещё многое другое. Но Динь не интересны прелести зимы, её вообще больше не волнует ни большой мир, ни собственная совесть. Все её мысли занимает рыжий мальчишка, украденный ею из коляски в младенчестве.
"Это была ошибка", - грустно думает фея, осматривая заснеженные равнины, - "ужасная ошибка. Я не должна была красть его у родителей. Но я была так одинока... Феи живут слишком долго, а я не хочу оставаться в одиночестве всю эту долгую жизнь".
Фея кружит над заснеженными полями и лесами, силясь отыскать своих сестёр. Тинкербелл очень холодно, ведь одежда феи-мастерицы совершенно не подходит для долгих прогулок под снегопадом; яростные порывы ветра грозятся переломить её хрупкие крылья, но Динь упрямо летит вперёд, согреваемая собственными надеждами и ревностью.
- Зачем ты здесь? - Удивлённо спрашивает Зимняя фея, когда обессиленная Динь-Динь опускается рядом с ней на замерзший пруд. Фея зимы совершенно не похожа на саму Динь: белоснежная кожа, холодные светло-голубые глаза, волосы, играющие всеми оттенками синего. - Ты замёрзнешь. - Динь с благодарностью принимает тёплую накидку с плеч другой феи. То, что фея-мастерица чувствует, не передать словами, поэтому она заглядывает зимней фее в глаза, надеясь, что сможет передать всё с помощью мысли. - Ты отчаяна, точно заблудившаяся перелётная птица.
Динь кивает, чувствуя, как в уголках её глаз скапливаются слезинки. Фея быстро вытирает солёные капли, поджимает губы и прерывисто вздыхает.
- Не отчаивайся, сестра. Положение исправить очень просто: мы лишим сердце Питера Пена любви. Мы заморозим все его чувства.
Тинкербелл понимает, что за то, что она делает сейчас, ей нет прощения. Но любовь феи, такая неправильная и невозможная, позволяет ей лишь кивнуть, чуть склоняя голову. Она хочет побыстрее вернуться в Нетинебудет, где сейчас разгар лета, а улыбка её Питера греет лучше солнца.
- Что нам делать с Венди? - Фея зимы холодно посмеивается, а её глаза блестят, точно лёд в солнечный день. - Нам убить её?
Зимние известны своими холодными сердцами и обжигающей, точно мороз, ненавистью к своим врагам. Теперь Венди Дарлинг - их враг.
Динь молчит, ещё сильнее кутаясь в голубую накидку, словно стараясь закрыться от всех проблем и избежать ответа. Это не помогает, ледяные глаза смотрят на её озябшие крылья, ледяные глаза видят её всепоглощающую ревность.
- Делайте что хотите, - шепчет Динь, чувствуя, как Зимняя фея улыбается.
Скорее всего, Венди Дарлинг замёрзнет до смерти, но Тинкербелл не будет к этому причастна.
Она не сделала ничего плохого.
Она просто не хочет оставаться одна.
ссылка